Комендант лепрозория
Название: Эту реку вброд.
ЭйДин.
Саммари:У меня есть время, но нет сил ждать, или Один день из жизниивана денисыча Эйдана Тернера.
Запасной ключ
«Запасной ключ в горшке с гномами», это было сказано три недели назад, когда они с Дином стояли посреди терминала веллингтонского аэропорта – огромной двухъярусной коробки с пятиметровыми окнами, за которыми садилось солнце, отчего небо приобретало раздражающе-серый оттенок. У него впереди были 18 000 миль по воздуху, такой же безликий аэропорт родной страны и одинокий домишко на Боу-стрит, который принадлежал когда-то родителям; у Дина – перелёт до Окленда, пустая студия и бессонная ночь, и, кажется, у них обоих тогда дрожали руки. Эйдан ненавидел расставания почти так же, как ненавидел летать, ему бы помолиться, чтобы самолёт упал, но самолёт не упал, ни тот, ни другой. Дин звонил каждый день, рассказывал про испортившуюся ни с того, ни с сего погоду, про фотосессию, которую никак не может доделать, про горы, про брата, про себя, молчал про одиночество, долбящее сквозь помехи на спутнике, про тоску, про то, что скучает, слушал про новый паб, открывшийся прямо напротив эйданового дома, о бывших коллегах по сериальному прошлому, о ливнях, вылизывающих Дублин четвёртый день, обо всём, о чём хотели и о чём не успевали.
Сегодня среда, и снова пасмурно, в диновой стране бушуют грозы, и рейсы отменяются один за другим, в аэропорт Эйдан не едет, потому что цифры скачут по табло, как припадочные. Он живёт на сайте Дублинского аэропорта уже четвертый час, пока не получает от Дина сообщение из Эмиратов; если верить буквам, часов через семь он наконец-то доберётся. Надо же, такая простая мысль, а способна выбить из лёгких весь воздух, дыши, Эйдан, дыши, тебе его ещё встречать – уставшего и голодного, голодного больше чем в одном смысле, конечно. И, конечно, Эйдан улыбается, засунув мобильник в глубокий карман худи, вероломно увезённого из самой Новой Зеландии. Интересно, Дин в курсе? Наверняка, Эйдан у него и раньше вещи таскал, просто сейчас это незачем скрывать.
В доме два этажа, на первом – кухня и гостиная, на втором спальня и ванная; стены отделаны дубовыми панелями, снизу коричневый, сверху песочный, вот и вся цветовая гамма, разве что на кухне яркие пятна разномастной посуды. Эйдан по этому поводу не заморачивается, в его жизни слишком много съёмных квартир, трейлеров и гостиничных номеров разной степени паршивойсти; он считает, что места обитания похожи на своих хозяев, потому что у Дина пригородный особняк с одинаково светлыми (изнутри и снаружи) стенами и огромными окнами, в которые видно только голубой океан и такое же голубое небо.
С первого на второй этаж зигзагом ведут ступеньки, их ровно двадцать, восьмая и тринадцатая неприятно поскрипывают. Эйдан поднимается, потом три метра по коридору и налево, он открывает окно в спальне, там, на улице, пахнет сыростью, запах такой густой, что можно резать ножом. Семь часов, думает Эйдан, усаживаясь на подоконник и доставая сигареты, дурацкая привычка: сидеть, свесив ноги наружу, и дымить в дождливую уличную хмарь. Они с Дином собирались куда-нибудь выбраться вечером, поужинать нормально, поход по пабам оставить до следующего дня, выспаться, а теперь что? Одиннадцать ночи и смертельно уставший от перелёта О’Горман; да, точно, нужно разгрести в ванной, в спальне вроде ничего так, порядок, бельё постелено, на кухне тоже чисто, но ведь теперь ещё и ужин нужно сварганить, так что вперёд, ждать, надеяться и верить, и всё это со сковородкой в руках.
На самом деле Эйдан умел готовить, умел и любил, просто некогда и не для кого, всем остальным можно было пренебречь. Зато сегодня… сегодня у него есть время и есть Дин, который сидит сейчас в синем кресле на высоте десяти тысяч метров, смотрит в окно, или читает, или…чёрт, когда же сердце перестанет заходиться от одной только мысли о нём?
Эйдан оставил окно открытым, спустился, дошёл до кухни, заглянул в холодильник доверху набитый бухлом, потом проверил буфет, вздохнул. Правильно, раз нихрена в доме нет, кроме консервов и кукурузных хлопьев, придётся догулять до ближайшего магазина. Он через голову стаскивает с себя худи, подавив желание уткнуться в ткань носом и вдохнуть (Дином она уже не пахнет), проклинает чёртовы самолёты миллиардный за сегодня раз, кутается в пальто и выходит в серую мокрую темень. Он проходит ровно два квартала, чтобы купить телятины, томатов и сыра, долго выбирает зелень и грибы; белобрысый мужик, стоящий перед ним в очереди, чем-то неуловимо напоминает Дина, и Эйдан чувствует, как внутри что-то сжимается, приобретая острые грани; на обратном пути он сворачивает в пекарню и вспоминает, что забыл купить сигареты.
Дома на кухне Эйдан нарезает мясо, укроп и петрушку, перчит, солит, трёт мягкий сыр смешивает всё в глубокой тарелке и убирает в холодильник. Потом он обжаривает грибы, не сильно – по-настоящему они будут готовиться на пару; ставит кастрюлю с водой на плиту, ждёт, пока закипит, и помещает над ней дуршлаг с рисом, добавляет в него кусочки грибов и накрывает крышкой.. Смотрит на часы, толстая на восьми, тонкая – на двух, чёртово время ползёт улиткой, оставляя уродливые следы. Самолёт Дина прибудет только через три часа; внутри что-то ворочается и царапает углами, пытаясь улечься поудобнее. Эйдан варит себе кофе в маленькой турке, потом моет ножи, тарелки, разделочную доску и стол, споласкивает кружку и проверяет, есть ли лёд в морозильнике, лёд есть, но он всё равно заливает еще один лоток. Ближе к десяти он достаёт мясо, выкладывает его в глубокую сковороду, кладёт сверху нарезанный кружочками томат, разогревает духовку и ставит всё это запекаться. Он снова смотрит на часы, есть ещё время принять душ; он поднимается по лестнице, скрип, четыре шага, снова скрип, поворот на 180 градусов, стоп. Комната два на два, у стены – чугунная ванная, слева торчат медные вентили, справа - короткая полка, где угнездилась мыльница и стакан для зубных щёток, низкие бортики заставлены пластмассовыми флакончиками шампуней и гелей, наполовину пустыми, ещё нё открытыми и уже негодными; несколько валяется на дне, в том числе и нужный: золотисто-белая наклейка на боку, молоко и миндаль, от этого запаха та некрасивая штука с острыми краями внутри него значительно прибавляет в размерах, ещё поднажмёт, и дышать станет трудно. Ничего, Дин совсем скоро будет здесь, будет рядом, просто будет… Чёрт! Он же совсем забыл про салат! Эйдан выскакивает из душа, наскоро вытирается, затягивает мокрые волосы на затылке, секундный взгляд в зеркало - оттуда на него таращится существо с совершенно безумными глазами в пол-лица, они у него и так-то немаленькие, а сейчас так вообще, даже щетина не отвлекает, потому что брился вчера.
На кухне он быстро перетряхивает пакеты, находит всё, что нужно, не вовремя вспоминает, что забыл купить масло, ругается сквозь зубы, полчаса до одиннадцати, вода неприятно стекает по шее сзади; он режет палец, когда снимает с помидоров кожуру, красное на красном, он тупо смотрит на нож, слышит дробный стук по разделочной доске, и только потом понимает, что руки трясутся. Да что с ним такое, чёрт подери, это же Дин! Дин! А он суетится, как идиот, как будто это не с ним он спал последние полгода, как будто Дину будет дело до беспорядка, или до того, что он заправил салат не оливковым, а кукурузным маслом. Господи, Эйдан, хорош уже башку и нервы трепать, тебе всё это ещё пригодится, ты бы пошёл палец лучше перевязал.
Рис никто не попробовал, мясо и салат тоже; на часах сорок минут двенадцатого, и Эйдан звонит Дину, «абонент выключен, или…»; та тварь, что свила гнездо в нём, вот-вот поднимет свою уродливую голову. Он набирает номер справочной аэропорта, оператор говорит, что рейс Окленд-Дублин задержан, вылет только завтра утром. Странно, что Дин не позвонил, он же пунктуален до мозга костей. Может быть батарейка села, ну с кем не бывает? Или грохнул телефон, или марсиане напали на Дубай, а его не было рядом, чтобы спасти своё золото от вероломных захватчиков?
Ужинать Эйдан не собирается, аппетита нет, он наливает себе виски, к чёрту лёд, включает телек, там идёт какая-то передача про колонизацию стран третьего мира, так он и засыпает: в одной руке труба, во второй – пульт. Проходит какое-то время, и его что-то будит, пустой стакан валяется на полу, Эйдан тянется к бутылке, делает три глубоких глотка, сжигая гортань, встаёт, выключает везде свет, оставляя телевизор работать, потом поднимается наверх и забирается в кровать; холодно, снизу-вверх по спине колючей волной проходят мурашки. Эйдан садится на кровати, озирается, видит на тумбочке худи, надевает, трётся о ткань небритой щекой, дышится с трудом, внутри туго и остро. Он вязнет в воспоминаниях, как в сырости, пробравшейся в комнату через открытое окно.
*
Это был последний съемочный день первого блока. Отмечали в местном баре, через три часа кто-то уже блевал, кто-то в откровенную курил дурь прямо в зале, кто мог ещё двигался, ну а кто-то уже лежал батоном на столе. От машины до о’гормановского трейлера шли весело, но долго, точнее, шёл Дин, а Эйдан висел на нём всю дорогу, потом, когда они ввалились внутрь, он залёг на чужую койку и пялился половину вечности в потолок, потолок отвечал ему тем же.
- Эйд, Эйд, чувак, - Дин тряс его за коленку, - вставай уже. Я обещал ребятам доставить тебя в целости и сохранности до твоего трейлера.
- Я не для того пришёл, чтобы уходить, - пробубнил Эйдан и перевернулся на бок, подсунув руки под щёку.
- О’кей, - сказал Дин через пару сотен секунд, упёрся ладонью в плечо и снова уложил на спину.
Эйдан, если честно, подумал, что Дин скажет «охренел совсем» и по-братски вытолкает его пинками, но нет, он взялся за ворот рубашки, расстегнул верхнюю пуговицу, потом следующую, потом сказал: – Тогда я к тебе.
Он ведь не ослышался, правда? Или всё-таки пора обратиться лицом к проблемам предельно изношенных нервов, или он вправду похерит сейчас отличный шанс. Херить не хотелось, хотелось…Эйдан остановил чужие руки, накрывая своими, чуть левее билось сердце, потом сел, не отпуская пальцев, толкнул и навалился сверху, глянул на оцепеневшего Дина, наклонился, провёл носом по щеке, укололся, фыркнул, поцеловал родинку.
- Эйдан, ты что творишь?
- Ты же сам сказал…
- Придурок, я имел в виду, что в трейлер к тебе спать пойду, - прошептал Дин, читая Эйдана, как открытую книгу, и отчего-то не удивляясь. - Но знаешь, так мне нравится даже больше.
*
Эйдан ворочается, пытаясь лечь поудобнее, не получается, он стискивает подушку. Пожалуйста, пусть Дин позвонит, а он расскажет ему, обязательно расскажет, что купил «их» гель для душа, что чуть не трахнул какую-то коротконогую блондинку в пабе, потому что она шот за шотом пила любимый Дином «Шериданс», что он дни в календаре вычёркивал красным маркером, жирно так, как крест на могилу ставил, что спать по три дня иногда не мог, пока усталость не проглатывала, что да, это он спёр билет на рейс до Окленда, и получилось так, что это Дин провожал его, хотя должно было быть наоборот.
Красные цифры на будильнике показывают полтретьего, он зависает в дурацком состоянии, когда одной ногой во сне, и
сквозь тупую муть, где-то на самой кромке сознания, он слышит тихий скрип, сил нет даже на то, чтобы насторожиться, снова скрип, потом целая вечность тишины, потом кровать проминается, его сгребают две холодные руки, пахнет туманом и ночной улицей, а Эйдану становится тепло и тесно одновременно; у той твари, что внутри, тлеют кости.
ЭйДин.
Саммари:У меня есть время, но нет сил ждать, или Один день из жизни
Запасной ключ
«Запасной ключ в горшке с гномами», это было сказано три недели назад, когда они с Дином стояли посреди терминала веллингтонского аэропорта – огромной двухъярусной коробки с пятиметровыми окнами, за которыми садилось солнце, отчего небо приобретало раздражающе-серый оттенок. У него впереди были 18 000 миль по воздуху, такой же безликий аэропорт родной страны и одинокий домишко на Боу-стрит, который принадлежал когда-то родителям; у Дина – перелёт до Окленда, пустая студия и бессонная ночь, и, кажется, у них обоих тогда дрожали руки. Эйдан ненавидел расставания почти так же, как ненавидел летать, ему бы помолиться, чтобы самолёт упал, но самолёт не упал, ни тот, ни другой. Дин звонил каждый день, рассказывал про испортившуюся ни с того, ни с сего погоду, про фотосессию, которую никак не может доделать, про горы, про брата, про себя, молчал про одиночество, долбящее сквозь помехи на спутнике, про тоску, про то, что скучает, слушал про новый паб, открывшийся прямо напротив эйданового дома, о бывших коллегах по сериальному прошлому, о ливнях, вылизывающих Дублин четвёртый день, обо всём, о чём хотели и о чём не успевали.
Сегодня среда, и снова пасмурно, в диновой стране бушуют грозы, и рейсы отменяются один за другим, в аэропорт Эйдан не едет, потому что цифры скачут по табло, как припадочные. Он живёт на сайте Дублинского аэропорта уже четвертый час, пока не получает от Дина сообщение из Эмиратов; если верить буквам, часов через семь он наконец-то доберётся. Надо же, такая простая мысль, а способна выбить из лёгких весь воздух, дыши, Эйдан, дыши, тебе его ещё встречать – уставшего и голодного, голодного больше чем в одном смысле, конечно. И, конечно, Эйдан улыбается, засунув мобильник в глубокий карман худи, вероломно увезённого из самой Новой Зеландии. Интересно, Дин в курсе? Наверняка, Эйдан у него и раньше вещи таскал, просто сейчас это незачем скрывать.
В доме два этажа, на первом – кухня и гостиная, на втором спальня и ванная; стены отделаны дубовыми панелями, снизу коричневый, сверху песочный, вот и вся цветовая гамма, разве что на кухне яркие пятна разномастной посуды. Эйдан по этому поводу не заморачивается, в его жизни слишком много съёмных квартир, трейлеров и гостиничных номеров разной степени паршивойсти; он считает, что места обитания похожи на своих хозяев, потому что у Дина пригородный особняк с одинаково светлыми (изнутри и снаружи) стенами и огромными окнами, в которые видно только голубой океан и такое же голубое небо.
С первого на второй этаж зигзагом ведут ступеньки, их ровно двадцать, восьмая и тринадцатая неприятно поскрипывают. Эйдан поднимается, потом три метра по коридору и налево, он открывает окно в спальне, там, на улице, пахнет сыростью, запах такой густой, что можно резать ножом. Семь часов, думает Эйдан, усаживаясь на подоконник и доставая сигареты, дурацкая привычка: сидеть, свесив ноги наружу, и дымить в дождливую уличную хмарь. Они с Дином собирались куда-нибудь выбраться вечером, поужинать нормально, поход по пабам оставить до следующего дня, выспаться, а теперь что? Одиннадцать ночи и смертельно уставший от перелёта О’Горман; да, точно, нужно разгрести в ванной, в спальне вроде ничего так, порядок, бельё постелено, на кухне тоже чисто, но ведь теперь ещё и ужин нужно сварганить, так что вперёд, ждать, надеяться и верить, и всё это со сковородкой в руках.
На самом деле Эйдан умел готовить, умел и любил, просто некогда и не для кого, всем остальным можно было пренебречь. Зато сегодня… сегодня у него есть время и есть Дин, который сидит сейчас в синем кресле на высоте десяти тысяч метров, смотрит в окно, или читает, или…чёрт, когда же сердце перестанет заходиться от одной только мысли о нём?
Эйдан оставил окно открытым, спустился, дошёл до кухни, заглянул в холодильник доверху набитый бухлом, потом проверил буфет, вздохнул. Правильно, раз нихрена в доме нет, кроме консервов и кукурузных хлопьев, придётся догулять до ближайшего магазина. Он через голову стаскивает с себя худи, подавив желание уткнуться в ткань носом и вдохнуть (Дином она уже не пахнет), проклинает чёртовы самолёты миллиардный за сегодня раз, кутается в пальто и выходит в серую мокрую темень. Он проходит ровно два квартала, чтобы купить телятины, томатов и сыра, долго выбирает зелень и грибы; белобрысый мужик, стоящий перед ним в очереди, чем-то неуловимо напоминает Дина, и Эйдан чувствует, как внутри что-то сжимается, приобретая острые грани; на обратном пути он сворачивает в пекарню и вспоминает, что забыл купить сигареты.
Дома на кухне Эйдан нарезает мясо, укроп и петрушку, перчит, солит, трёт мягкий сыр смешивает всё в глубокой тарелке и убирает в холодильник. Потом он обжаривает грибы, не сильно – по-настоящему они будут готовиться на пару; ставит кастрюлю с водой на плиту, ждёт, пока закипит, и помещает над ней дуршлаг с рисом, добавляет в него кусочки грибов и накрывает крышкой.. Смотрит на часы, толстая на восьми, тонкая – на двух, чёртово время ползёт улиткой, оставляя уродливые следы. Самолёт Дина прибудет только через три часа; внутри что-то ворочается и царапает углами, пытаясь улечься поудобнее. Эйдан варит себе кофе в маленькой турке, потом моет ножи, тарелки, разделочную доску и стол, споласкивает кружку и проверяет, есть ли лёд в морозильнике, лёд есть, но он всё равно заливает еще один лоток. Ближе к десяти он достаёт мясо, выкладывает его в глубокую сковороду, кладёт сверху нарезанный кружочками томат, разогревает духовку и ставит всё это запекаться. Он снова смотрит на часы, есть ещё время принять душ; он поднимается по лестнице, скрип, четыре шага, снова скрип, поворот на 180 градусов, стоп. Комната два на два, у стены – чугунная ванная, слева торчат медные вентили, справа - короткая полка, где угнездилась мыльница и стакан для зубных щёток, низкие бортики заставлены пластмассовыми флакончиками шампуней и гелей, наполовину пустыми, ещё нё открытыми и уже негодными; несколько валяется на дне, в том числе и нужный: золотисто-белая наклейка на боку, молоко и миндаль, от этого запаха та некрасивая штука с острыми краями внутри него значительно прибавляет в размерах, ещё поднажмёт, и дышать станет трудно. Ничего, Дин совсем скоро будет здесь, будет рядом, просто будет… Чёрт! Он же совсем забыл про салат! Эйдан выскакивает из душа, наскоро вытирается, затягивает мокрые волосы на затылке, секундный взгляд в зеркало - оттуда на него таращится существо с совершенно безумными глазами в пол-лица, они у него и так-то немаленькие, а сейчас так вообще, даже щетина не отвлекает, потому что брился вчера.
На кухне он быстро перетряхивает пакеты, находит всё, что нужно, не вовремя вспоминает, что забыл купить масло, ругается сквозь зубы, полчаса до одиннадцати, вода неприятно стекает по шее сзади; он режет палец, когда снимает с помидоров кожуру, красное на красном, он тупо смотрит на нож, слышит дробный стук по разделочной доске, и только потом понимает, что руки трясутся. Да что с ним такое, чёрт подери, это же Дин! Дин! А он суетится, как идиот, как будто это не с ним он спал последние полгода, как будто Дину будет дело до беспорядка, или до того, что он заправил салат не оливковым, а кукурузным маслом. Господи, Эйдан, хорош уже башку и нервы трепать, тебе всё это ещё пригодится, ты бы пошёл палец лучше перевязал.
Рис никто не попробовал, мясо и салат тоже; на часах сорок минут двенадцатого, и Эйдан звонит Дину, «абонент выключен, или…»; та тварь, что свила гнездо в нём, вот-вот поднимет свою уродливую голову. Он набирает номер справочной аэропорта, оператор говорит, что рейс Окленд-Дублин задержан, вылет только завтра утром. Странно, что Дин не позвонил, он же пунктуален до мозга костей. Может быть батарейка села, ну с кем не бывает? Или грохнул телефон, или марсиане напали на Дубай, а его не было рядом, чтобы спасти своё золото от вероломных захватчиков?
Ужинать Эйдан не собирается, аппетита нет, он наливает себе виски, к чёрту лёд, включает телек, там идёт какая-то передача про колонизацию стран третьего мира, так он и засыпает: в одной руке труба, во второй – пульт. Проходит какое-то время, и его что-то будит, пустой стакан валяется на полу, Эйдан тянется к бутылке, делает три глубоких глотка, сжигая гортань, встаёт, выключает везде свет, оставляя телевизор работать, потом поднимается наверх и забирается в кровать; холодно, снизу-вверх по спине колючей волной проходят мурашки. Эйдан садится на кровати, озирается, видит на тумбочке худи, надевает, трётся о ткань небритой щекой, дышится с трудом, внутри туго и остро. Он вязнет в воспоминаниях, как в сырости, пробравшейся в комнату через открытое окно.
*
Это был последний съемочный день первого блока. Отмечали в местном баре, через три часа кто-то уже блевал, кто-то в откровенную курил дурь прямо в зале, кто мог ещё двигался, ну а кто-то уже лежал батоном на столе. От машины до о’гормановского трейлера шли весело, но долго, точнее, шёл Дин, а Эйдан висел на нём всю дорогу, потом, когда они ввалились внутрь, он залёг на чужую койку и пялился половину вечности в потолок, потолок отвечал ему тем же.
- Эйд, Эйд, чувак, - Дин тряс его за коленку, - вставай уже. Я обещал ребятам доставить тебя в целости и сохранности до твоего трейлера.
- Я не для того пришёл, чтобы уходить, - пробубнил Эйдан и перевернулся на бок, подсунув руки под щёку.
- О’кей, - сказал Дин через пару сотен секунд, упёрся ладонью в плечо и снова уложил на спину.
Эйдан, если честно, подумал, что Дин скажет «охренел совсем» и по-братски вытолкает его пинками, но нет, он взялся за ворот рубашки, расстегнул верхнюю пуговицу, потом следующую, потом сказал: – Тогда я к тебе.
Он ведь не ослышался, правда? Или всё-таки пора обратиться лицом к проблемам предельно изношенных нервов, или он вправду похерит сейчас отличный шанс. Херить не хотелось, хотелось…Эйдан остановил чужие руки, накрывая своими, чуть левее билось сердце, потом сел, не отпуская пальцев, толкнул и навалился сверху, глянул на оцепеневшего Дина, наклонился, провёл носом по щеке, укололся, фыркнул, поцеловал родинку.
- Эйдан, ты что творишь?
- Ты же сам сказал…
- Придурок, я имел в виду, что в трейлер к тебе спать пойду, - прошептал Дин, читая Эйдана, как открытую книгу, и отчего-то не удивляясь. - Но знаешь, так мне нравится даже больше.
*
Эйдан ворочается, пытаясь лечь поудобнее, не получается, он стискивает подушку. Пожалуйста, пусть Дин позвонит, а он расскажет ему, обязательно расскажет, что купил «их» гель для душа, что чуть не трахнул какую-то коротконогую блондинку в пабе, потому что она шот за шотом пила любимый Дином «Шериданс», что он дни в календаре вычёркивал красным маркером, жирно так, как крест на могилу ставил, что спать по три дня иногда не мог, пока усталость не проглатывала, что да, это он спёр билет на рейс до Окленда, и получилось так, что это Дин провожал его, хотя должно было быть наоборот.
Красные цифры на будильнике показывают полтретьего, он зависает в дурацком состоянии, когда одной ногой во сне, и
сквозь тупую муть, где-то на самой кромке сознания, он слышит тихий скрип, сил нет даже на то, чтобы насторожиться, снова скрип, потом целая вечность тишины, потом кровать проминается, его сгребают две холодные руки, пахнет туманом и ночной улицей, а Эйдану становится тепло и тесно одновременно; у той твари, что внутри, тлеют кости.
@темы: про братьев, я и жиснь моя, бездарнООСть, Фикушки, Hobbit жил себе в норе, РЫЖИЙ!!!, Эй!Дин, травушка-муравушка
-
-
25.04.2013 в 11:17Марина
Марина!!!!!!!!!!!!!!!
marry me?
Я растеклась лужей
Эйдан, котенок мой, я с ним промучалась весь сках
love u, darlin
-
-
25.04.2013 в 11:23marry me?
это про lanvin
-
-
25.04.2013 в 13:15Эйдан ТТ ну что же ты так, он прилетит, никуда от тебя не денется. Райз энд шайн, прешес бэби!
Шеееер
Спасибо. Спасибо!!! В пень англофандом, когда флента с утра прекрасна как сотня новозеландских рассветов и две сотни дублинских-)))
-
-
25.04.2013 в 21:15-
-
25.04.2013 в 21:29Любуясь на скунсов Эребор, Шер решила уточнить: а что там у пендосов? Их в давно уже пора забыть ак страшный сон
Спасибо, бро, ты меня захвалишь
Раз уж ты тут и с нашими парнями: когда нам ждать очередных великолепий?
kirgetova,
Я всё ждала, когда ты появишься
-
-
25.04.2013 в 21:48-
-
25.04.2013 в 21:52И как на это отвечать, кроме как
-
-
25.04.2013 в 23:35спасибо!!
-
-
25.04.2013 в 23:46Неа, пока забывать раноXD у них есть два крутых заглохших фика, держу кулачки, чтобы их дописали таки-)))
*уверенно аки Нэйт* Не захвалю-)
Я уже месяц как должна Оле картинку. Оля, прости слоупока, слоупок имеет два арта в процессе, но вместо того, чтобы заниматься полезным, читает фички и смотрит Молодость Геракла, а между двумя этими ниипически важными делами не может решить, какие рога больше пойдут ТернеруXD
-
-
25.04.2013 в 23:57это через четыре удара на пятый
Ленивый скунс,
читать дальше
Герой, бро, я уже забросила, крест поставила, на могилу три раза плюнула
читает фички и смотрит Молодость Геракла,
Не вижу в этом ничего плохого
не может решить, какие рога больше пойдут ТернеруXD
WAIT! WHAT? Дин там изменяет Тёрнеру!?
-
-
26.04.2013 в 00:00-
-
26.04.2013 в 00:10Аввв, бро *обнимашит* смажем ступени, поднимем настроение, всё будет, как и у этих двух, что в койке не трахаясь уснули
-
-
26.04.2013 в 00:32читать дальше
Ну были же там хорошие вещи, вроде Монополии на раздевание, или Эйдана, который везде дрыхнет, или недавний фик по мативам ПитераПена - вообще брульянт-)))
Не вижу в этом ничего плохого
WAIT! WHAT? Дин там изменяет Тёрнеру!? Окстись, женщина, скунс упоротый ОТПешник. Только эйдин, только киви с клеверомXD
Фавн, фавн он, долгоиграющий образ от БрагиXDDD
-
-
26.04.2013 в 13:08ой-ай, я даже не знаю, что сказать
-
-
26.04.2013 в 13:29Ваще да
Фак, я, оказывается, и половины не знала
Фавн, фавн он, долгоиграющий образ от БрагиXDDD
Представила Тёрнера с фавнскими рогами
kirgetova,
А что стыдиться? Кучеряшек хочется всегда
-
-
26.04.2013 в 20:35sherwall, пиши побольше и почаще, моя дорогая))
Ленивый скунс, О.О, скоро будет хоть одна рисунка? прости за наглость
-
-
26.04.2013 в 23:10-
-
27.04.2013 в 01:33sherwall, айайай, где же ты тогда ходишь, что не знаешь про хорошие фики, но знаешь, прости оспади, про гормитаж?XDDD
Идея с фавном джаст килин ми. Читала тут фентезийный фик, в котором люди могди держать в доме магических животных, кто русалку, кто фею, кто дракона
Бенисыч, до второго июня будет-)))))))
-
-
27.04.2013 в 01:40-
-
27.04.2013 в 11:09эта зараза пролезает везде, бро
Идея с фавном джаст килин ми. Читала тут фентезийный фик, в котором люди могди держать в доме магических животных, кто русалку, кто фею, кто дракона
это чо, типа Эйдана Дин держал? Хочу фавноэйдинов