Комендант лепрозория
Фэндом: Поколение убийц
Пейринг:Джон Кристесен/Кью-Тип
Ничего.
Твоя задача сидеть, стрелять и гадить. Неодновременно, разумеется. Со всем остальным были постоянные перебои.
Блять, до чего ж неудобная машина для спанья, если только не валяться на полу в обнимку с Кристесеном. С этой его крысьей мордой и прыщом на носу.
За окном привычный повседневный кошмар. Никакого стрема, птицы поют. Точнее, за окном – это у лейтенанта Фика с Ганни, а у них тут сзади открытка: обрыв, колеса и пыль.
Пристрочить бы насмерть прострелянную правую. Вторая нога превратилась в кусок омертвелого мяса – пока раненую баюкал, эту отлежал.
Солнышко, впаянное слева, не дает нормально оценить окружение, отбрасывает на морду Джона почти геометрически-четкие тени. Ноет правый бок, бедро и задница. Нет желания перевернуть мир. Есть желание стащить с себя повязку и расковырять болячку.
Болевые точки – это же страшное дело. Не хер было из себя спеца корчить и паять радио на коленке, и нефиг было отказываться от этого ебучего морфина. Черные братья в Уганде срать хотели на морфин. А им никто и не предлагал. Так что терпи. Ну правильно, чего еще ждать, когда вырос на окраинах ЭлЭй, где в округе – три школы, плотность черного населения – восемьдесят пять процентов. Остальные пятнадцать – латиносы.
Они сжались в комок, соприкасаются коленками в тени брезента, Кристесен вообще дрыхнет, но никто ничего не скажет, Стэффорд же подбитый. Конечно, два долбоеба в кузове – это ужасно, даже если они и тихо себя ведут. Но Лейтенант же не дурак, лейтенант все понимает.
- Сэр, как вы относитесь к гомосексуализму на войне?
- Наслышан, что гомосексуализм наиболее развит в закрытых мужских сообществах. Тюрьмы. Флот. Армия.
- Мы морпехи, сэр…
- Но можешь не беспокоится, Стэффорд. Про тебя я никому не скажу.
Из-под машины норовит выползти больше одной тени. Это была долгая дорога, но им везет. По-своему конечно. На их хаммер – два понимающих, на колонну – лучшее место, на пять тупорылых командующих – один с мозгами. Три из трех. Лаки хамви. Из разряда небывальщины.
- Щас фильм снимают, «Отель Руанда» прямо список Шиндлера, только масштаб поменьше.
- А «За гранью»?
- Это где Анджелина Джоли в роли погибающей благотворительницы?
- Так точно, сэр.
- Да у него дома целая коллекция про империалистических-ублюдков-угнетателей. – Кристесен предпочитает общаться только с Кью.
- Да, брат, это дерьмо. Империи не нравится, когда показывают ее окраины.
С лейтенантом говорили о нелегкой жизни черных братьев, включая демонтаж апартеида, спонсирование гражданских войн в ЮАР, геополитические проблемы современной Африки, отдельно взятый голод в Эфиопии. Блин, да он умнее всего батальона. А еще Стэффорда пугала его подкованность почти во всем, почти…
- Если женюсь, то только на черной сестре.
- Хочешь, что бы твои дети были метисами?
- Не обязательно, - встрял Фик, - тут скорее должен быть использован термин мулат, а дальнейшие поколения - мюлатр, мюстиф, грифф, уже будет зависеть от количества афроамериканской крови.
- Любовь, она, как бомба, брат. Если шарахнет – вертушкам хана.
- Кью, ты ж вроде рэпер, а не долбанный диджей.
Небо на месте, песок тоже, хоть щас брать – и речитативом, опять же, Альфа, вон, маячит на горизонте.
У грузовика стоит Фик. Все эти его маленькие жесты, типа пялит прямо, а потом – хуяк – куда-то в сторону, в пустоту. Как себя раскидывает, вместо того, чтобы сосредоточиться.
Рядом - Айсмэн, что-то объясняет лейтенанту, у того губы поджаты, зырит так не по-доброму, ну ща как шваркнет, четко так, своим тоном, как только он умеет, когда что-то идет по кривой. И Брэд конечно скажет: «Есть, сэр». Стэффорд подмечает такие всякие детали, сразу форматирует в слова, у него башка так устроена, не может он иначе. Ему бы писакой быть, текстовики гнать для черных братьев, а не монотонно колошматиться о внутренности машины в высохшем воздухе Ирака. Только от него что-то ускользает в этот раз, по полочкам не раскладывается, может, тени непривычно скрещиваются, хрен его знает. В этот момент Колберт оборачивается к нему:
- Эй, Кью, чего без банданы сегодня?
- Отвали, брат, это платок, на него каска хреново садится.
Вообще Фик как-то внезапно и внепланово оказался из тех, кто руками стал бы дерьмо разгребать, если б лопат не было. Надо было сдохнуть за них, за этих придурков, находящихся под его командованием. За всех вместе, или за каждого в отдельности, он бы сдох. А они с Джоном вообще были на отдельном счету.
- В чем дело? Почему не на посту?
Стэффорд вскочил, штаны натянулись, выдавая стояк. Пришлось сесть обратно. Лейтенант расфокусировал взгляд, всего секунда, окидывает обстановку, и снова – в упор.
- Сэр, ничего не…
- Ничего - это очень емкое слово, капрал, - приблизил лицо. - Через две минуты, чтобы был. - Фик кивнул, ставя точку.
Вот сейчас он скажет: «А ты, Кристесен, можешь отдыхать». Но нифига. Больше ничего не говорит.
- Есть, сэр! - ухмыльнулся, отворачиваясь? Или показалось?
- Классный мужик, брат, - высунулся из-под скамейки Кристенсен. Кью-Тип только пихнул в плечо на это. - Смотри не втюрься.
- Если я захочу втюриться, то мне не нужно будет твоего дозволения, бро.
- У нас вроде как уговор, Стэф.
Конечно он хотел послать нахуй их уговор, заключенный между ними лет сто назад. Точнее уже послал, дело давно не нуждалось ни в каких пактах о взаимопомощи. Когда все маяки в тумане, можно и подрочить друг другу. Как говорил Брэд: дрочка – это святое, отсос – это уже гей-пати. Я бы втюрился в лейтенанта, если б не ты, придурок, а вслух:
- Хорош уже мне голову разбирать. Две минуты, помнишь?
Ничего – и вправду очень емкое слово.
Сначала он думал, что лейтенант один из этих богатеньких ублюдков, решивших развлечься с собственными тараканами, или, что еще хуже, пацифистски настроенных мудаков, которые считают, что лучше они, чем кто-нибудь другой займет это место и принесет больше вреда. А еще без каски он чертовски беззащитно выглядел, у него еще такой шрамина на затылке.
- Вон из машины. Проверить периметр.
- Что происходит, лейтенант?
- Пошли нахер отсюд! Оба!
Еще четыре секунды они сидят.
- Я сказал - вон. В случае неподчинения приказу…
Они с Кристесеном синхронно спрыгивают, каждый – со своей стороны. Топают в сторону Пятого, а потом резко - влево, на переферию, в тень, ссыпаться вместе с пылью под откос. Под ногами – приговоренный к сохранению тепла песок, в бошках - осознание собственного долбоебизма . Подальше. Свалить за границу освещенной точки. За спиной – их колонна, пучок света и чертово командование с неприспособленным к войне кризисом личных отношений.
- Нэйт, ты уверен?
- Да, пусть идут вдвоем.
- Я не об этом, у тебя руки трясутся. Что…
- Ничего, Ганни. Свободен.
Иногда Ничего – это все, что нужно сказать.
Что его бесило в лейтенанте, так эта его абсолютная неспособность втягивать кого-нибудь с собой в неприятности. Он же как? Проанализирует миллион раз и топает разбираться со всем дерьмом в одиночку. И как только Ганни упускал его из виду? Он же в Четвертом был им всем, как отец родной. Конечно, Майк старался, как мог, только черт знает, чего там у Фика с Айсмэном.
И сразу же, на следующий день – мост, засада. Лейтенанта же запросто могли убить, нет же, спрыгнул и понесся, как ебанутый, каждому номеру – на отъезд, выручать Первый. Как будто и не их взвод, застрявший в зоне поражения, расстреливали с пугающей неточностью. Раз-два-три – короткие ответные. Зато в цель. Неподготовленные чурки.
Когда Стэффорду въебашило в кузове и мир сфокуситровался на потолочном тенте, он успел подумать: «ну, слава богу, что в меня, а не в соседа». А потом как резануло.
- Вот жеж блять!
- Эй, Стэф! Живой? – Кристесен переворачивает мир вместе с ним, делая дырявое бедро основой всего сущего.
- Достало меня, брат, - получается только шипеть.
- Я за доком, чувак, лежи, мать твою смирно, только дернись мне, - тараторит Джон, и прикладывает к ляжке какой-то херни разной - в темноте не разобрать.
Потом подскочил док, быстро вынул шрапнель, хлопнул по плечу и велел найти лейтенанта.
- Недееспособные здесь не нужны.
- Он сам наложил себе жгут, сэр, и продолжал вести огонь.
- Что с рукой, сэр? Выглядит, будто под танк угодила. Тоже от чурок прилетело?
Фик опустил голову и подтянул рукав на черно-синее запястье. Кивнул, мол, оставайся и поплелся проверять остальных.
- Думаешь, у лейтенанта кто-то есть? Здесь? - спросил Кристесен, обнимая-поддерживая.
- Это не твое дело, бро. Но думаю, что да.
Они сошлись на почве общих интересов, еще в учебке. В Ираке из двадцати четырех часов семнадцать он думал о Кристесене. Вот дерьмо, хреновый он, по ходу, солдат. Нарушаешь границы, рискуешь, а все за каким хером, а? Радикализм нужен, когда сблизиться по-другому – никак. Лизнул джонов висок - совсем соленый. Разогнать до предела, вместе с кровью, только не тут. Сейчас в Эль-Кут въедут, пока приходится довольствоваться сведенными вничью результатами. Фатализм, брат - последнее дело. Закутался в белый флаг, бро? От выстрелов так не спрячешься. А он прятался с самого начала. Гильзы, нашпигованные счастьем, блять. Поэтому им просто нужно добраться до города. (Ц)
End.
Пейринг:Джон Кристесен/Кью-Тип
Ничего.
Ничего.
Твоя задача сидеть, стрелять и гадить. Неодновременно, разумеется. Со всем остальным были постоянные перебои.
Блять, до чего ж неудобная машина для спанья, если только не валяться на полу в обнимку с Кристесеном. С этой его крысьей мордой и прыщом на носу.
За окном привычный повседневный кошмар. Никакого стрема, птицы поют. Точнее, за окном – это у лейтенанта Фика с Ганни, а у них тут сзади открытка: обрыв, колеса и пыль.
Пристрочить бы насмерть прострелянную правую. Вторая нога превратилась в кусок омертвелого мяса – пока раненую баюкал, эту отлежал.
Солнышко, впаянное слева, не дает нормально оценить окружение, отбрасывает на морду Джона почти геометрически-четкие тени. Ноет правый бок, бедро и задница. Нет желания перевернуть мир. Есть желание стащить с себя повязку и расковырять болячку.
Болевые точки – это же страшное дело. Не хер было из себя спеца корчить и паять радио на коленке, и нефиг было отказываться от этого ебучего морфина. Черные братья в Уганде срать хотели на морфин. А им никто и не предлагал. Так что терпи. Ну правильно, чего еще ждать, когда вырос на окраинах ЭлЭй, где в округе – три школы, плотность черного населения – восемьдесят пять процентов. Остальные пятнадцать – латиносы.
Они сжались в комок, соприкасаются коленками в тени брезента, Кристесен вообще дрыхнет, но никто ничего не скажет, Стэффорд же подбитый. Конечно, два долбоеба в кузове – это ужасно, даже если они и тихо себя ведут. Но Лейтенант же не дурак, лейтенант все понимает.
- Сэр, как вы относитесь к гомосексуализму на войне?
- Наслышан, что гомосексуализм наиболее развит в закрытых мужских сообществах. Тюрьмы. Флот. Армия.
- Мы морпехи, сэр…
- Но можешь не беспокоится, Стэффорд. Про тебя я никому не скажу.
Из-под машины норовит выползти больше одной тени. Это была долгая дорога, но им везет. По-своему конечно. На их хаммер – два понимающих, на колонну – лучшее место, на пять тупорылых командующих – один с мозгами. Три из трех. Лаки хамви. Из разряда небывальщины.
- Щас фильм снимают, «Отель Руанда» прямо список Шиндлера, только масштаб поменьше.
- А «За гранью»?
- Это где Анджелина Джоли в роли погибающей благотворительницы?
- Так точно, сэр.
- Да у него дома целая коллекция про империалистических-ублюдков-угнетателей. – Кристесен предпочитает общаться только с Кью.
- Да, брат, это дерьмо. Империи не нравится, когда показывают ее окраины.
С лейтенантом говорили о нелегкой жизни черных братьев, включая демонтаж апартеида, спонсирование гражданских войн в ЮАР, геополитические проблемы современной Африки, отдельно взятый голод в Эфиопии. Блин, да он умнее всего батальона. А еще Стэффорда пугала его подкованность почти во всем, почти…
- Если женюсь, то только на черной сестре.
- Хочешь, что бы твои дети были метисами?
- Не обязательно, - встрял Фик, - тут скорее должен быть использован термин мулат, а дальнейшие поколения - мюлатр, мюстиф, грифф, уже будет зависеть от количества афроамериканской крови.
- Любовь, она, как бомба, брат. Если шарахнет – вертушкам хана.
- Кью, ты ж вроде рэпер, а не долбанный диджей.
Небо на месте, песок тоже, хоть щас брать – и речитативом, опять же, Альфа, вон, маячит на горизонте.
У грузовика стоит Фик. Все эти его маленькие жесты, типа пялит прямо, а потом – хуяк – куда-то в сторону, в пустоту. Как себя раскидывает, вместо того, чтобы сосредоточиться.
Рядом - Айсмэн, что-то объясняет лейтенанту, у того губы поджаты, зырит так не по-доброму, ну ща как шваркнет, четко так, своим тоном, как только он умеет, когда что-то идет по кривой. И Брэд конечно скажет: «Есть, сэр». Стэффорд подмечает такие всякие детали, сразу форматирует в слова, у него башка так устроена, не может он иначе. Ему бы писакой быть, текстовики гнать для черных братьев, а не монотонно колошматиться о внутренности машины в высохшем воздухе Ирака. Только от него что-то ускользает в этот раз, по полочкам не раскладывается, может, тени непривычно скрещиваются, хрен его знает. В этот момент Колберт оборачивается к нему:
- Эй, Кью, чего без банданы сегодня?
- Отвали, брат, это платок, на него каска хреново садится.
Вообще Фик как-то внезапно и внепланово оказался из тех, кто руками стал бы дерьмо разгребать, если б лопат не было. Надо было сдохнуть за них, за этих придурков, находящихся под его командованием. За всех вместе, или за каждого в отдельности, он бы сдох. А они с Джоном вообще были на отдельном счету.
- В чем дело? Почему не на посту?
Стэффорд вскочил, штаны натянулись, выдавая стояк. Пришлось сесть обратно. Лейтенант расфокусировал взгляд, всего секунда, окидывает обстановку, и снова – в упор.
- Сэр, ничего не…
- Ничего - это очень емкое слово, капрал, - приблизил лицо. - Через две минуты, чтобы был. - Фик кивнул, ставя точку.
Вот сейчас он скажет: «А ты, Кристесен, можешь отдыхать». Но нифига. Больше ничего не говорит.
- Есть, сэр! - ухмыльнулся, отворачиваясь? Или показалось?
- Классный мужик, брат, - высунулся из-под скамейки Кристенсен. Кью-Тип только пихнул в плечо на это. - Смотри не втюрься.
- Если я захочу втюриться, то мне не нужно будет твоего дозволения, бро.
- У нас вроде как уговор, Стэф.
Конечно он хотел послать нахуй их уговор, заключенный между ними лет сто назад. Точнее уже послал, дело давно не нуждалось ни в каких пактах о взаимопомощи. Когда все маяки в тумане, можно и подрочить друг другу. Как говорил Брэд: дрочка – это святое, отсос – это уже гей-пати. Я бы втюрился в лейтенанта, если б не ты, придурок, а вслух:
- Хорош уже мне голову разбирать. Две минуты, помнишь?
Ничего – и вправду очень емкое слово.
Сначала он думал, что лейтенант один из этих богатеньких ублюдков, решивших развлечься с собственными тараканами, или, что еще хуже, пацифистски настроенных мудаков, которые считают, что лучше они, чем кто-нибудь другой займет это место и принесет больше вреда. А еще без каски он чертовски беззащитно выглядел, у него еще такой шрамина на затылке.
- Вон из машины. Проверить периметр.
- Что происходит, лейтенант?
- Пошли нахер отсюд! Оба!
Еще четыре секунды они сидят.
- Я сказал - вон. В случае неподчинения приказу…
Они с Кристесеном синхронно спрыгивают, каждый – со своей стороны. Топают в сторону Пятого, а потом резко - влево, на переферию, в тень, ссыпаться вместе с пылью под откос. Под ногами – приговоренный к сохранению тепла песок, в бошках - осознание собственного долбоебизма . Подальше. Свалить за границу освещенной точки. За спиной – их колонна, пучок света и чертово командование с неприспособленным к войне кризисом личных отношений.
- Нэйт, ты уверен?
- Да, пусть идут вдвоем.
- Я не об этом, у тебя руки трясутся. Что…
- Ничего, Ганни. Свободен.
Иногда Ничего – это все, что нужно сказать.
Что его бесило в лейтенанте, так эта его абсолютная неспособность втягивать кого-нибудь с собой в неприятности. Он же как? Проанализирует миллион раз и топает разбираться со всем дерьмом в одиночку. И как только Ганни упускал его из виду? Он же в Четвертом был им всем, как отец родной. Конечно, Майк старался, как мог, только черт знает, чего там у Фика с Айсмэном.
И сразу же, на следующий день – мост, засада. Лейтенанта же запросто могли убить, нет же, спрыгнул и понесся, как ебанутый, каждому номеру – на отъезд, выручать Первый. Как будто и не их взвод, застрявший в зоне поражения, расстреливали с пугающей неточностью. Раз-два-три – короткие ответные. Зато в цель. Неподготовленные чурки.
Когда Стэффорду въебашило в кузове и мир сфокуситровался на потолочном тенте, он успел подумать: «ну, слава богу, что в меня, а не в соседа». А потом как резануло.
- Вот жеж блять!
- Эй, Стэф! Живой? – Кристесен переворачивает мир вместе с ним, делая дырявое бедро основой всего сущего.
- Достало меня, брат, - получается только шипеть.
- Я за доком, чувак, лежи, мать твою смирно, только дернись мне, - тараторит Джон, и прикладывает к ляжке какой-то херни разной - в темноте не разобрать.
Потом подскочил док, быстро вынул шрапнель, хлопнул по плечу и велел найти лейтенанта.
- Недееспособные здесь не нужны.
- Он сам наложил себе жгут, сэр, и продолжал вести огонь.
- Что с рукой, сэр? Выглядит, будто под танк угодила. Тоже от чурок прилетело?
Фик опустил голову и подтянул рукав на черно-синее запястье. Кивнул, мол, оставайся и поплелся проверять остальных.
- Думаешь, у лейтенанта кто-то есть? Здесь? - спросил Кристесен, обнимая-поддерживая.
- Это не твое дело, бро. Но думаю, что да.
Они сошлись на почве общих интересов, еще в учебке. В Ираке из двадцати четырех часов семнадцать он думал о Кристесене. Вот дерьмо, хреновый он, по ходу, солдат. Нарушаешь границы, рискуешь, а все за каким хером, а? Радикализм нужен, когда сблизиться по-другому – никак. Лизнул джонов висок - совсем соленый. Разогнать до предела, вместе с кровью, только не тут. Сейчас в Эль-Кут въедут, пока приходится довольствоваться сведенными вничью результатами. Фатализм, брат - последнее дело. Закутался в белый флаг, бро? От выстрелов так не спрячешься. А он прятался с самого начала. Гильзы, нашпигованные счастьем, блять. Поэтому им просто нужно добраться до города. (Ц)
End.
@темы: Generation kill, Поколение убийц, пересадите мне от автора!, я любить, травушка-муравушка